сегодня
ЛУКОЙЛ - Прикамью
последний номер
№6 / 21 Марта
Организации Группы «ЛУКОЙЛ» в Пермском крае

ВАГИТ АЛЕКПЕРОВ: «НАМ НУЖНО СТАБИЛЬНОЕ НАЛОГОВОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО»

Президент и крупнейший акционер ЛУКОЙЛ рассказывает, чем опасна дорогая нефть, что отрасли нужно от государства и почему он заранее не готовится к санкциям.
ВАГИТ АЛЕКПЕРОВ: «НАМ НУЖНО СТАБИЛЬНОЕ НАЛОГОВОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО»

Весной этого года частный ЛУКОЙЛ ненадолго обогнал по капитализации государственную «Роснефть», добыча которой вдвое больше. Так рынок отреагировал на новую стратегию ЛУКОЙЛ. «Акционеры оценили», – улыбается Вагит Алекперов. Видно, что он дорожит таким отношением и радуется, что миноритарии лояльны к менеджменту и крупным акционерам, а в Компании не было конфликтов. Сам Алекперов, хоть и продолжает скупать акции ЛУКОЙЛ, уверяет, что не стремится к контролю. Но настаивает, что свою долю никому не продаст и даже наследникам разделить не позволит.

– Начнём с глобального. Мировая цена нефти с начала года выросла больше чем на четверть. Насколько стабилен нынешний уровень цен? Не опасна ли такая высокая цена?

– В целом рост мирового рынка прогнозировался, так как согласованные действия стран ОПЕК и стран, не входящих в ОПЕК, за эти годы дали возможность стабилизировать рынок сырья. Конечно, никто не прогнозировал, что будет $ 80 за баррель и ещё продолжится тренд на возрастание цены. Здесь сказались действия США: рынок ожидает, что в ноябре будет ограничен экспорт из Ирана. Мы надеемся, что после того, как всё обсуждаемое по Ирану свершится и спекулянты будут охлаждены, рынок стабилизируется.

Конечно, высокие цены сдерживают рост промышленного производства и, соответственно, рост потребления энергоресурсов. Мы видели цену в $ 140 и потом провал до $ 26. Но сейчас на рынке сказывается, что за последние четыре года $ 1,5 трлн не было инвестировано в нашу промышленность: резко сократились геолого-разведочные работы, подготовка месторождений к вводу, особенно глубоководных.

В том, что цена такая высокая – вы правильно сказали, – есть опасность. Многие развивающиеся страны являются крупнейшими приобретателями энергоресурсов, соответственно, их бюджеты страдают от высокой цены на нефть. Поэтому мы будем наблюдать, скорее всего, в IV квартале этого года и в I квартале 2019-го снижение промышленной активности, особенно в развивающихся странах.

– И потом произойдёт очередной откат?

– Такие циклы могут быть, но это если резко будет активизирована инвестиционная деятельность. Мы уже научены кризисами 2008 и 2014 гг., поэтому очень аккуратно подходим к новым проектам, оцениваем их, исходя не из цены $ 80–100 за баррель, а из гораздо более скромных цен. Поэтому надеемся, что цикл стабильных цен продлится в среднесрочном периоде.

– На каком уровне?

– Мы считаем, что цена от $ 60 до $ 75 за баррель объективная.

– Какой прогноз цены в вашем бюджете сейчас и планируете ли вы его менять?

– Для целей бюджетирования мы используем $ 65 за баррель, недавно цену повысили, чтобы приблизить планы к текущей конъюнктуре.

– У вас была ещё одна планка – $ 50 за баррель. Доходы сверх этого вы хотели направлять на инвестиции и акционерам. Эта планка тоже повысится до $ 65?

– Для принятия инвестиционных решений мы используем консервативный сценарий: $ 50 за баррель. Менять этот подход мы не планируем, он очень эффективен для поддержания инвестиционной дисциплины. При этом, как мы объявили в стратегии, всё, что заработано свыше $ 50 за баррель, идёт на инвестиции и акционерам в пропорции 50:50.

– Как, по-вашему, ОПЕК+ будет пытаться увеличить добычу и какой может быть вклад России и ЛУКОЙЛ?

– Российские компании уже вышли на максимум добычи, и мы тоже. Ограничения (ОПЕК) были сняты 23 сентября. Сегодня наши коллеги тоже работают на максимуме. Рассматриваются проекты, которые позволяют увеличить производство. В том числе проекты, которые были остановлены, например серая зона между Кувейтом и Саудовской Аравией с потенциалом от 400 000 до 600 000 баррелей в сутки. Мы смотрим новые проекты по вводу дополнительных мощностей на Каспии и в Республике Коми. Всё на максимуме!

– Но разве месторождения Требса и Титова на максимуме? Там же уронили добычу.

– Добыча на Требса и Титова упала в связи с тем, что оператор проекта – «Роснефть» – резко сократил инвестиции. Месторождение достаточно сложно построено, поэтому производство зависит от объёма инвестиций. Сейчас мы надеемся, что оператор пересмотрит свой подход к разработке этого месторождения. ЛУКОЙЛ со своей стороны готов увеличить инвестиции в проект Требса и Титова. И надеемся, что начнётся снова рост добычи.

– Может быть, лучше, если один из партнёров выкупит долю в месторождении?

– Я не думаю, что кто-то кого-то выкупит. Надо просто находить точки обоюдных интересов. Мы всегда были и есть договороспособны.

– Правда, что именно с Требса и Титова началось дело Евтушенкова?

– Я не хочу обсуждать политические вопросы, которые формировались вокруг этого проекта. Судьба у него тяжёлая, но мы настроены на его развитие.


Уже 40 раз менялось законодательство

– Летом в России приняли закон о так называемом завершении налогового маневра и уже собираются его менять. Нужно было такое изменение законодательства?

– Я на совещании у председателя правительства сказал, что результат, который получила нефтяная промышленность от стабильности налогового законодательства, впечатляющий. Если в середине 1990-х добывали около 300 млн т нефти, то стали добывать 520 млн т в год, это дало нам возможность кратно увеличить инвестиции, привлечь новые технологии, и этот результат почувствовала вся страна.

Зато за последние 5–6 лет уже раз 40 менялось законодательство в нефтяной отрасли. Это, конечно, не даёт уверенности, чтобы делать проекты, а у нас они долгосрочные. Например, от первой скважины до ввода месторождения Филановского на Северном Каспии прошло почти 18 лет. Такой инвестиционный цикл. Вот поэтому мы выступаем за стабильность и предсказуемость налогового законодательства.

И это, на мой взгляд, может дать только налог на добавленный доход (НДД), как угодно его называйте, но это так называемый раздел продукции. Увы, в своё время он был дискредитирован перед российским обществом. Это три проекта – «Сахалин-1», «Сахалин-2» и «Харьяга» (работают по соглашениям о разделе продукции). Но это законодательство, по которому мы работаем во всех странах! Оно единственное позволяет инвестору максимально вкладывать в проект, а правительству – комфортно чувствовать себя, контролировать процесс инвестиций и максимально получать доходы. Как инвестор может предсказать доходы, так и правительство, поэтому НДД надо тиражировать после запущенного сейчас эксперимента.

Особенно на Западную Сибирь. Почему? Триллионы долларов вложены в эту провинцию, построили города, в которых теперь 2 млн жителей, нефте- и газопроводы, а сегодня говорим, что эта провинция должна снижать добычу нефти и газа... Изменение налогообложения даст возможность вдохнуть вторую молодость в эти проекты. Позволит максимально применять новые технологии, резко поднять нефтеизвлечение пласта, вводить малые месторождения. И мы говорим: нам не нужны льготы, мы здоровая отрасль, нам нужна стабильность.

– Вам не кажется, что налоговый манёвр снизил прозрачность и усложнил систему расчётов?

– Да, это сложная система, но наши специалисты были погружены на этапе подготовки, и мы понимаем, что и как будет происходить. Первый раз новое налоговое законодательство детально обсуждалось с нашим участием.

При этом мы не уверены, что Минфин выдержит все договорённости, что не будут снова вводиться дополнительные налоги, не будут устраивать страшилки в виде налога на экспорт бензина и дизтоплива, заградительных пошлин.

Рынок должен работать! Да, какой-то период времени при резких пиках его необходимо регулировать, но это не должно быть системным. Мы понимаем свою социальную ответственность, никто не сторонник резких скачков цен – нет необходимости в этом при нормальном налоговом законодательстве. Например, мы считаем, что не надо с 1 января поднимать акциз на бензин ещё на 3 руб. при такой ситуации на внешнем рынке, не надо, чтобы цена снова росла, надо отойти от этого, а дорожные фонды формировать за счёт общих бюджетных поступлений.

Акцизы, которые когда-то планировали поднять максимум до 9 руб., уже составляют 12. Надо прийти к тем параметрам, с которых начинался налоговый манёвр.


В основном приходят китайские деньги

– Как вы оцениваете инвестклимат в России?

– В нашей отрасли он всегда был сложным. Потому что были приняты законы, которые дискриминировали инвестиции частного капитала, особенно в Арктике. До сих пор мы не понимаем, почему российские компании не допущены к определённым объектам для инвестирования.

В последнее время иностранный капитал очень сложно привлекать, в том числе и в нашу отрасль. Сейчас в основном в Россию приходят китайские деньги, и то в сопровождении российских госкомпаний.

Есть пример: Schlumberger уже несколько лет не может войти в актив, ничего из себя, по сути, не представляющий, – буровую компанию Eurasia Drilling Company. Schlumberger даже не может купить меньше 50 %. И это не улучшает взгляды иностранных коллег на российский инвестклимат.

Пока не будет ясности с политическими ограничениями, которые вокруг нашей страны постоянно обсуждаются, сложно ожидать крупных инвестиций. Не будет проектов, которые требуют долгосрочного и стабильного инвестклимата. Когда же каждые 3–4 месяца говорится об усилении санкций или принимаются точечные акты, ограничивающие возможность действовать на территории России, сложно ждать крупных инвестиций.


Приоритет – инвестиции на территории России

– Какие точки роста вы сейчас рассматриваете?

– Наша стратегия ставит в приоритет инвестиции на территории России, работу со зрелыми месторождениями, повышение коэффициента извлечения нефти, подготовку новых провинций, углубление переработки, развитие нефтегазохимии.

В то же время, как мы и говорили, формируется дополнительная финансовая возможность: половину доходов выше $ 50 за баррель мы можем инвестировать в дополнительное развитие бизнеса, прежде всего в России.

За рубежом Компания определила для себя ряд провинций: Мексиканский залив, в котором наши геологи подняли уникальное строение. Скорее всего, в ближайшее время мы с Eni подпишем стратегическое партнёрство по объединению активов в Мексике.

Мы активно работаем над новыми проектами в Западной Африке, в том числе в Нигерии. Мы приняли несколько решений по переходу в новую стадию разработки проектов в Гане с новыми акционерами нашего блока «Тано» – компанией Aker. Там готовится предпроектная стадия. Кроме того, мы бурим разведочные скважины в Камеруне: одна пробурена, бурится вторая, с помощью которой мы сможем более точно определить запасы.

– Будет ли Компания менять долю международных и российских проектов в портфеле?

– В соответствии со стратегией мы планируем до 20 % от общих инвестиций направлять на зарубежные проекты. Сегодня мы готовимся к развитию Блока 10 в Ираке. Завершаем в этом году доразведку на нём ранее открытого крупного месторождения. Кроме того, мы приняли решение начать реализацию второго этапа проекта «Западная Курна – 2». Сейчас мы завершаем добычу на горизонте Мишриф и начинаем добычу на следующем – Ямаме. Наши планы такие: в ближайшие 1–1,5 года вывести добычу с этого горизонта на 50 000 баррелей в сутки. И достичь в целом по «Западной Курне – 2» показателя 450 000 баррелей в сутки, как и планировалось в соглашении с иракским правительством.

– Соглашение с правительством Ирака по Курне не меняется? Какая там компенсация?

– Пока соглашение не менялось. По действующим сервисным контрактам компенсация на «Западной Курне – 2» составляет $ 1,15 за баррель. А по Блоку 10 компенсация предполагается лучше – порядка $ 6. Сейчас на месторождении мы завершаем геолого-разведочный период и приступаем к обсуждению проекта обустройства.

– Что планируете делать с трейдером Litasco?

– Ничего пока не будем делать. Мы анализируем все варианты: от продажи менеджменту до вывода Компании на биржу. Пока, в связи с темой санкций, мы отложили эти вопросы. На данный момент рассчитываем сохранить актив в рамках Группы «ЛУКОЙЛ».

Для принятия инвестиционных решений мы используем консервативный сценарий $ 50 за баррель. Менять этот подход мы не планируем, он очень эффективен для поддержания инвестиционной дисциплины.


Мы довольны отношениями с «Газпромом»

– Не хотите принять участие в каком-либо СПГ-проекте в России?

– Я так не думаю, мы сегодня очень довольны теми отношениями, которые у нас сложились с «Газпромом». Мы продаём им весь газ. И «Газпром» эффективно его реализует. Мы заключили соглашение с «Газпромом» о создании крупного совместного добывающего предприятия, сейчас ведётся техническая работа. Надеемся, что в I квартале завершим работу: там три крупных месторождения в Ненецком автономном округе с запасами 280–300 млрд куб. м. У нас СП по добыче, а продавать газ будет «Газпром».

– Вы одна из немногих компаний, которая весь свой газ продает «Газпрому». А не пытаетесь «откусить» его долю на внутреннем рынке. Почему?

– Это приносит взаимное удовлетворение. Мы своевременно получаем деньги, у нас не было вопросов с неплатежами, у нас нет ограничений по объёму продажи газа.

– То есть это не вы заказали ЦСР исследование о либерализации экспорта газа?

– Нет, не мы. Нас во взаимоотношениях с «Газпромом» всё устраивает.


Акционеры оценили

– До конца года вы должны погасить крупный квазиказначейский пакет. После этого менеджеры утратят прямой контроль над Компанией. Будете стремиться вернуть его, возможно, за счёт обратного выкупа акций?

– Нет, мы никогда не ставили цель сделать из ЛУКОЙЛ частную Компанию. Мы могли сделать это и в 90-е гг., это бы стоило гораздо меньше, все инвестфонды тогда предлагали: возьмите деньги, выкупите контроль. Сегодня ЛУКОЙЛ – публичная Компания, и для нас абсолютно комфортна нынешняя структура акционеров. Независимые акционеры к нам, менеджменту, лояльны. Совет директоров с пониманием относится и к трудностям и, самое главное, к той стратегии, которую мы им продемонстрировали. Вы увидели, как отреагировал рынок, когда мы сделали презентацию новой стратегии?

– Ну да, вы тогда обогнали «Роснефть»...

– Акционеры оценили. И сейчас Компания динамично развивается и растёт её акционерная стоимость. Мы никогда не стремились приобрести контрольный пакет. Стояла другая задача: чтобы (миноритарные) акционеры Компании были лояльны к менеджменту, лояльны к крупным акционерам, чтобы не было антагонизма между миноритариями и мажоритариями. Мы этого достигли. За 25 лет у нас не было ни одного внутрикорпоративного конфликта. Между советом директоров и менеджментом, между мной и Леонидом Федуном тоже не было. (Смеётся.)

– О выкупе вашей доли в ЛУКОЙЛ никто не спрашивал?

– Нет. А потому что знают мой характер и не спрашивают. Просто знают, что пакет мной не продаётся. И он не делится. Я всё-таки сторонник того, чтобы Компания оставалась независимой.

– Вы и наследникам не дадите поделить... Хотя по поводу наследования были и другие способы, в том числе так называемая Giving Pledge (клятва доверия), которой воспользовались Билл Гейтс, Уоррен Баффетт.

– Это всё одно и то же – чтобы не позволить размыть пакет акций. Я это тоже решил через институт завещания. Я решил, что мой пакет не делится.

– Но у Giving Pledge основная цель – отправить доходы на благотворительность...

– Мы, наверное, ещё не так развиты, чтобы все доходы дарить. Но мои наследники будут ограничены в доходах от моих акций. Управлять пакетом будет независимый совет. А доходы будут получать наследники с ограничениями. Владеть пакетом они смогут только через семь лет. Хотя, дай Бог, я долго ещё проживу. (Смеется.)

– Очень вам желаем! А как идёт подготовка преемника?

– Сложный вопрос. В любом случае он будет из системы ЛУКОЙЛ.

Перепечатано с сокращениями, газета «Ведомости» от 02.10.2018.

Полная версия интервью: www.vedomosti.ru

Вернуться